Наполеоновские войны (продолжение)

Пожар Москвы

«И вот я вижу такую картину, будто ничего не случилось,

Москва как Москва, раннее утро, жители еще спят,

 лишь один какой-то старичок в ночном колпаке высунулся из дверей,

 за ним показалась женщина, немолодая и круглолицая,

 и вот цоканье приблизилось,

 и я увидел французских конногвардейцев,

медленно движущихся по Арбату.

 Я даже вздрогнул. Их было много, эскадрона два.

Они ехали молча и торжественно,

за ними на маленькой арабской лошади

 ехал человек в сером сюртуке, опустив голову,

а следом большая толпа пышных всадников»

«Внезапно пошел дождь.

Первый дождь за время московских ужасов.

Он становился все сильнее и сильнее.

Он один был способен бороться с огнем,

 но его появление оказалось слишком поздним –

 уже нечего стало спасать, Москвы не было»

«Скоро мы покинем Москву, - сказал полковник, - я это обещаю. Уже все сложилось так, что даже амбиция императора бессильна...»

«Нельзя армии Бонапарта вернуться во Францию в прежнем, неизменном количестве, как невозможно и Москву увидеть прежней, разве лишь в сновидениях...»

Булат Окуджава «Свидание с Бонапартом» 

Русская армия покидает Москву

 Решение Кутузова оставить Москву без боя под её стенами было полной неожиданностью для московского генерал-губернатора и главнокомандующего Фёдора Васильевича Ростопчина, который всеми возможными средствами поддерживал воинственный пыл москвичей. Мало того, что москвичи выставили ополчение и собрали деньги на его экипировку, раздавались призывы к раздаче оружия из арсенальных запасов простому народу. Многие состоятельные горожане стремились покинуть город заблаговременно. Кутузов распространял слух о битве перед воротами города, и в своих  записках убеждал в этом Ростопчина. Генерал-губернатор, в свою очередь, собственноручно писал прокламации «афишки» в народном духе, которые печатались в типографиях и расклеивались в людных местах.Горожане смеялись, читая, что французский солдат не тяжелее снопа соломы на вилах крестьянина, а климатических условий России ни один иноземный завоеватель не выдержит.

к текстам "Афишек" Ростопчина

Ростопчин был назначен генерал-губернатором в конце мая 1812 г. и почти сразу же началась подготовка к войне. В Москве повысились требования к обороне города и полицейскому управлению, приступили к сбору средств по снабжению ополчения. К генерал-губернатору явился изобретатель Франц Леппих, швейцарец по происхождению, с предложением создания огромного управляемого воздушного шара для бомбардировки вражеского лагеря с воздуха. Кстати, с этим предложением он уже обращался к Наполеону, который его прогнал. Ростопчин ассигновал Леппиху огромную сумму денег, свыше 180 000 рублей, и выделил в Подмосковье усадьбу для постройки монгольфьера, наполняемого водородом. Но идее этой не суждено было осуществиться из-за технических трудностей и нехватки времени.

 Воинственный дух москвичей поддерживался до самого конца. Когда Кутузов потребовал от Ростопчина полицейских чинов для быстрейшего провода отступающих войск по улицам Москвы, тот понял, что всё кончено. Он выпустил из тюрем заключённых и лично распорядился о казни без суда купеческого сына Верещагина, обвиняемого в распространении пронаполеоновских слухов. Были эвакуированы из Москвы все полицейские и пожарные части вместе с пожарными насосами, ушли все городские службы и чиновники. Собравшимся утром 14 сентября добровольцам из жителей города обещанного оружия не выдали, Ростопчин к ним не прибыл, и вскоре все разошлись. Покидая город, на Яузском мосту Ростопчин увидел фельдмаршала. Генерал-губернатор бросился к нему за разъяснениями, но тот отвернулся. Спешно уходя, городские власти не смогли эвакуировать из-за нехватки транспортных средств раненых, особенно нижних чинов, которых по разным источникам было от 2000 до 20000 человек, а также воинские припасы Московского арсенала. По просьбе Кутузова Милорадович направил парламентёров к начальнику вражеского авангарда королю Мюрату, чтобы приостановить вступление французов в город хотя бы на 2-3 часа и тем самым дать русской армии выйти из города, не подвергая его разрушениям и защищая мирных жителей. Французы остановились на Воробьёвых горах перед Дорогомиловской заставой. Эта задержка позволила русской армии организованно покинуть город, скорым маршем по Рязанской дороге оторваться от французов и остановиться на ночлег в деревне Панки.  14 сентября Наполеоновская армия вошла в Москву.

Москва глазами француза-оккупанта

Сержант французской Молодой гвардии Франсуа Бургонь вспоминает: «Как только мы вышли из огромного леса, а это было около часу дня, то сразу заметили в некотором удалении возвышенность. Через полчаса мы приблизились к ней. Передовые подразделения, которые уже разглядели купола, стали подавать нам знаки и кричать: «Москва! Москва!» - Да, в самом деле, перед нами лежал великий город, в котором мы надеялись преодолеть все трудности, несмотря на то, что мы с нашей гвардией без значительных остановок для отдыха прошли свыше 1200 лье (около 5000 км).

 Был прекрасный почти летний день, и полуденное солнце сверкало на куполах, колокольнях и раззолоченных дворцах. Я уже видел Париж, Берлин, Варшаву, Вену и Мадрид, но ни одна  столица не произвела на меня такого впечатления, как Москва. Я и мои соратники стояли здесь, как перед сказочной, волшебной картиной, при одном взгляде на которую все страдания, опасности, тяготы и нужды были забыты, и только одна мысль вдохновляла нас: «Наконец у цели, наконец, в Москве, где мы получим хорошие зимние квартиры и будем делать приобретения в ином смысле». Тогда был такой девиз у французских солдат: «Из битвы - к любви! От любви - к битве!»

В то время как мы с такими чувствами рассматривали город, пришел  приказ переодеться в парадную форму. В эти дни я входил в передовой отряд из 15 человек, и мне довелось охранять некоторых пленных русских офицеров, взятых в битве под Москвой. Среди них оказался один поп, возможно полковой полевой священник, который очень хорошо говорил по-французски и свою судьбу переносил тяжелее своих товарищей по несчастью. Я приметил, что он, а также и другие пленные, как только мы подошли к высотам, поклонились городу и многократно крестились. Я попросил священника разъяснить мне причину этого. «Мой господин,- отвечал он,- эта гора, на которой мы стоим, носит имя «Гора святая», и каждый добрый москвитянин должен при обозрении святого города отдавать поклоны и осенять себя крестным знамением». Сразу же за тем мы спустились с горы и через каких-нибудь четверть часа достигли городских ворот. Мы остановились. Император со своей свитой уже был там.

Через короткое время из города прискакал маршал Дюрок в сопровождении нескольких говорящих по-французски обывателей, к которым император обратился с различными вопросами. При этом маршал сообщил его величеству, что в Кремле обнаружены в большом количестве вооружённые молодцы, которые являются выпущенными из тюрем преступниками. Кавалерия короля Мюрата обстреляна, и от второй попытки штурмом открыть ворота пока отказались. «Все эти возмутители спокойствия пьяны и не имеют разума»,- заключил маршал. «Так надо ворота открыть пушками, а весь этот сброд отправить к дьяволу!» - отозвался император. Но, между прочим, это уже произошло; король Мюрат недолго стоял перед воротами Кремля. Два пушечных выстрела понадобились, чтобы рассеять толпу люмпенов, и кавалерия смогла свободно продолжать свой путь, чтобы наступать на пятки русскому арьергарду.

Загремели барабаны, засверкали жезлы всех тамбурмажоров гвардии, и последовала команда: «Гвардия – вперёд!»  Это был знак к вступлению в город. Было уже 3 часа пополудни. С музыкантами во главе вступили маршевые колонны через ворота в город. Не успели мы ещё в пригороде промаршировать один отрезок пути, как увидели множество молодцов, которые разбежались из Кремля, а теперь подкрадывались к нам с угрожающими лицами. Они были вооружены кто ружьём, кто копьём, а кто и навозными вилами. На мосту, который соединял пригород с городом, нам попался один такой тип с лицом висельника, он вылез из-под моста. Этот бродяга носил овчинный полушубок и кожаный ремень на бёдрах; длинные седые волосы падали на его плечи, а густая белая борода спускалась до ремня. Он был вооружён трёхзубцовыми вилами для сена, поэтому нам он показался восставшим из воды Нептуном. В таком наряде со зверской миной на лице пошёл он на тамбурмажора, было ясно: он хочет поднять его на вилы. Возможно, он принял тамбурмажора по одеянию за генерала и уже готовился нанести страшной силы удар, как вдруг его окружили со всех сторон гвардейцы. Тогда он кинул свои вилы и одним мощным прыжком бросился с моста в воду, откуда он и вылез перед этим столь неожиданно. Появлялось много людей, которые имели ружья. Какая-то часть их пыталась стрелять, а другая – нет. Мы отбирали у них ружья, давали хорошего тумака прикладом по рёбрам и отправляли по домам. Мы разглядели, что в большинстве ружей на месте, где должен быть кремень, был закреплён кусочек дерева. Эти ружья растащили из Кремлёвского арсенала. Кремни в них вставляли только при раздаче.

Пройдя  по мосту, мы  маршировали по большой красивой улице. Мы были удивлены, никого не увидев. Ни одна прекрасная девичья головка не выглянула на нашу музыку, после такого весёлого напева: «Победа за нами!» мы бесшабашно маршировали дальше. Мы не могли себе объяснить эту полную невнимательность к нам, но, тем не менее, у нас ещё была надежда, что множество прекрасных глаз наблюдают за нами из-за прикрытых оконных ставень.  

Примерно через час достигли мы первых укреплений Земляного города. Отсюда к Кремлю шли ещё более красивые и широкие улицы; они привели нас к губернаторской площади. Здесь мы остановились в густых колоннах перед дворцом генерал-губернатора Ростопчина, который впоследствии снискал славу второго Герострата. Полк получил приказ оставить на площади пикет. Каждая отлучка, под каким бы предлогом это ни делалось, должна была обговариваться. Мародёрство было строго запрещено. Это не помешало тому, что уже через час все добрые товары, которые только можно было пожелать, были представлены на этой площади. Там были вина и ликёры всех сортов, разносолы и фрукты, удивительное множество сахарных голов, немного муки и других вещей, но не было печёного хлеба и совсем мало свежего мяса. Надо было обходить окружавшие площадь дома, чтобы раздобыть что-либо самолично, но ни одной живой души в них обнаружить не удалось, поэтому пришлось перейти на самообслуживание. При этом дома оказались полными добра.

На площади перед главным порталом дворца поставили стражу. В помещении справа от ворот оборудовали приёмную вахту. Там же помещалась вся вахтенная команда и некоторые взятые в городе в плен офицеры. Все ранее взятые пленные были оставлены перед Москвой в полевом лагере под охраной.

Через час после нашего прибытия начался пожар. Сначала заметили густой дым, а затем и само полыхающее пламя. По-видимому, пожар начался в торговых залах и возник, возможно, из-за неосторожного обращения с огнём грабителей, которые в лавках искали съестные припасы.

Многие, которые не принимали участия в походе, говорят, что пожар вызвал разложение армии. Я же, как и многие другие, думаю, однако, что русским не нужно было поджигать город, чтобы выкурить нас. Если бы они вместо этого забрали все съестные припасы или привели их в негодность, а вокруг города на 6 миль опустошили все окрестности, и без того бедные, это было бы гораздо действеннее пожара. Поэтому мы без колебаний оставались в городе. Пламя не выгнало нас из города, и мы оставались на своих местах размещения, как обычно, пока вся армия не втянулась в город.  Сгорело, правда, очень многое, но мы находили себе укрытия в подвалах и в церквах.

В 7 часов поступило сообщение от пикета, что пожар угрожает квартире нашего коменданта маршала Мортье. На место пожара был выслан патруль в составе 19 человек, но менее чем через 300 шагов мы вынуждены были остановиться и рассредоточиться из-за начавшейся впереди стрельбы. Мы укрылись, чтобы не быть поражёнными выстрелами пьяных гуляк из наших собственных войск. Один из наших солдат был ранен в бедро, но легко. Это, тем не менее, мешало ему передвигаться с нами. Мы уже собирались возвращаться, как вдруг снова началась стрельба из дома, у которого мы укрывались. Мы тут же выбили дверь, и пред нами предстали 9 огромных, ружьями и копьями вооружённых молодцов.

Начавшийся бой был неравный – нас было 19 против 9, но мы думали, что в доме могут находиться их соратники, которые придут к ним на помощь. Троих мы закололи тут же. Двое убежали, а остальные четверо были прижаты нашими штыками к стене. Они били себя в грудь кулаками и жестикулировали, как сумасшедшие. Их беспробудное пьянство позволило нам весьма легко одержать победу. Осматривая дом, мы обнаружили в одной из комнат двух человек, которые из-за спешки не смогли пустить в ход оружие, а выпрыгнули с балкона вниз. Один из них сломал себе основание черепа, а другой – обе ноги. Третьего мы нашли под кроватью. Мы ему ничего не сделали. Это был, как и все остальные, преступник, выпущенный из тюрьмы, и выглядел испуганным и недоброжелательным, как и остальные.

Когда мы вышли наружу, чтобы возвратиться в полк, мы были немало удивлены, так как нашли наш обратный путь перекрытым. Пожар из-за сильнейшего  ветра распространился  так сильно, что улица оказалась перекрытой пламенем. Даже крыши домов уже рушились. Мы должны были пробивать себе путь в другом направлении. После долгих блужданий пришли мы в дом, из которого,  по-видимому, был сделан выстрел, ранивший нашего товарища. У нас появилась охота всё ещё раз здесь осмотреть. Мы заставили нашего пленника первым войти в большой двор. Сразу же раздались предупреждающие возгласы, и множество людей с горящими факелами побежали через  двор врассыпную.

 Мы попали, как я это теперь понимаю, не в обычный дом, но во дворец. Двоих из нас пригласили в парадный подъезд, дали освещение, и мы вступили в помещение. В жизни своей я ни разу такой красоты не видел. Ценная мебель, величественные картины и много других предметов искусства приковали наши взгляды. Ничто нас так не удивило, как один оружейный шкаф, заполненный невиданным оружием. Я взял из него два пистолета очень редкой прекрасной работы, коробка, в которой они лежали, была украшена жемчугом, перламутром и драгоценными камнями.

Около часу  мы оставались в этих помещениях, обставленных с заграничной роскошью, как вдруг раздался ужасный грохот, который нас испугал. Потрясение было настолько большим, что мы выбежали скорее наружу, чтобы не оказаться погребёнными под обломками дома. Потом мы выяснили, что нас так испугало. Расследование привело нас в зал столовой, в которой потолок обрушился вместе с огромной хрустальной люстрой, чьи осколки рядом с другими предметами валялись вокруг на полу. Это было результатом взрыва бомбы, которая была заложена в огромную кафельную печь. Русские не жалели средств, чтобы нас уничтожить. Пока мы обменивались своими замечаниями, снаружи послышались крики: «Пожар!» Как только мы в спешке покинули дом, то увидели, что из многих окон поднимаются клубы дыма, а через несколько мгновений весь дом оказался во власти пламени.

После долгих блужданий выбрались мы на широкую длинную улицу, по обеим сторонам которой были прекрасные строения. Мы надеялись, что она приведёт нас в наш исходный пункт, хотя с нашим пленным посоветоваться было невозможно. Мы заставили его тащить нашего раненого, которому было трудно ходить. На нашем пути встречали мы многих длиннобородых мрачно выглядевших персонажей, которые в свете горящих факелов казались ещё неприветливей. Тогда у нас ещё не было приказа их преследовать, поэтому мы их мирно отпускали. Потом мы встретились с нашим патрулём, который охотился на русских людей с факелами, которые якобы всё и поджигали.

Во время нашего дальнейшего пути услыхали мы из одного дома женские крики о помощи по-французски. В полной уверенности, что это были наши маркитантки, которых насилуют русские, мы поспешили в дом и были очень удивлены. В комнате, в которую мы вошли, были две женщины с распущенными волосами и один подросток лет 12-15 посреди вороха по всей комнате разбросанных богатых костюмов. Дамы обратились к нам за защитой против четырёх русских полицейских, которые хотели поджечь их квартиру, не давая им ни самим спастись, ни спасти вещи, среди которых была туника Цезаря, шлем Брута и кираса Жанны д'Арк. Наши спасённые были французскими актрисами, чьих мужчин уже забрали русские. Мы моментально прекратили попытку поджога их квартиры, а четырёх полицейских забрали с нами в полк, до которого мы через многие препятствия, наконец,  добрались.

В полночь пожар разгорелся в непосредственной близости от Кремля. Сапёры ещё пытались как-то овладеть ситуацией. 16 сентября в 3 часа утра вновь были направлены силы по ограничению  распространение пожара, но и эти попытки окончились неудачей.  А днём 16 сентября был объявлен приказ, всех поджигателей, застигнутых на месте, расстреливать. Этот приказ сразу же стали исполнять. Недалеко от губернаторской площади была расположена небольшая площадь, на которой многих поджигателей расстреляли, а затем повесили на деревьях для острастки. Эта площадь так и назвали: «Площадь повешенных»

. Ночью 17 сентября капитан послал меня с 10 солдатами за продуктами. Других 20 человек он направил с той же целью в противоположном направлении. Со снабжением было туго. Сначала мы шли по отходящей от нашей площади улице, которая уже дважды горела, но состояние её было настолько хорошо, что там квартировали высшие офицеры и армейские чиновники. Через другие полностью разрушенные улицы пришли мы в ту часть города, которая пожаром охвачена не была. Здесь царствовала тишина, не было видно никого, только несколько телег без лошадей. Мы поковырялись в них, но ничего не нашли.

Поэтому решили мы обследовать два домика, которые выглядели так, что в них могли быть спрятаны полезные вещи. Я с пятью солдатами решил обследовать один дом, а капрал с остальными взялся за другой. Мы зажгли припасённые фонари и обнажили сабли. Наш дом был заперт, а дверь была оббита огромными железными пластинами. Это нас разозлило, так как мы не хотели производить много шума. Мы нашли, наконец, открытую дверь, ведущую в подвал. Два солдата через крышку люка проникли в прихожую и открыли нам входную дверь. Мы вошли и увидели, что попали в лавку пряностей. Внутри всё было в полном порядке, но комната производила впечатление, что покидали её в большой спешке. На столе стояло жареное мясо, а на чемодане несколько мешочков с деньгами. Мы осмотрели весь дом и нашли муку, сахар, масло и кофе в большом количестве, а также огромную бочку, полную яиц, послойно проложенных овсяной соломой.

В это время пришёл солдат от нашего капрала, чтобы сказать, что в его доме обнаружены 17 раненых русских солдат, которым он распорядился принести воды. Во дворе того дома нашлись легкие повозки. Я сразу же пошёл в тот двор и выбрал две небольшие легкие повозки, чтобы транспортировать наши продукты. Посетил я также и раненых и нашёл среди них канониров гвардии с перебитыми ногами. Когда мы покидали со своими повозками этот двор, мы заметили трёх мужиков, у одного из них было длинное копьё, у другого сабля, а третий нёс зажжённый факел, и было ясно, что они хотят поджечь дом, в котором мои люди, ничего не подозревая, упаковывали припасы. Двоих мы убили, а третий сдался сам, и был вынужден вместе с другим пленным тащить нагруженную повозку, которая содержала найденные в лавке трофеи, а также ценную бочку с яйцами. Вторую повозку тащили 4 французских солдата. Сразу после отъезда мы заметили, что дом, в котором лежали русские раненые, начал гореть. Мысль о том, что несчастные сгорят в пламени заживо, была для нас ужасна. Мы поспешили им на помощь и перетащили их в стоящий отдельно от дома каретный сарай. Большего мы сделать не могли, так как сами опасались, что пожар и обломки зданий перекроют нам путь к возвращению. Возможно, что в дальнейшем они всё-таки все сгорели.

Да и мы попали в западню, но решили пробиваться вперёд. Повозку, которую тащили русские, мы поставили впереди, вторая повозка была прикрытием для наших людей. Мы подгоняли русских ударами сабель плашмя, но они не хотели сдвинуться с места. Но вдруг, почувствовав нашу возросшую ярость, они с криком «Ура!» бросились вперёд с нашей первой повозкой. Мы бросились за ними, но тут раздался страшный грохот, и в один миг наша первая повозка оказалась погребённой под горящими балками и раскалёнными кусками крыши. Хорошо ещё, что мы все смогли вернуться на исходное место. Потеря наших добрых трофеев глубоко нас огорчила, особенно утрата бочки яиц. Разыскивать сбежавших русских мы даже и не пытались.

Мы снова тронулись в путь и, в конце концов, нашли место, где воздух был посвежее. Здесь мы решили переждать, пока перед нами всё не прогорит. Невдалеке мы увидели дом, вывеска на котором указывала, что это была лавка итальянского кондитера. Хотя здание сверху уже начало гореть, а внизу было заперто, мы притащили лестницу. Наши труды щедро окупились. Мы спасли множество прекрасных сладостей, нашли три больших мешка с мукой, а также, что вызвало у нас крайнее удивление, много глиняных кувшинов с молодым вином, на которых мы прочли надпись: «Rue Saint-Andre-des-Arts Nr.13 a‘ Paris».

В это время начался дождик, который погасил огонь на крыше лавки, и мы провели прекрасно 4 часа, пока путь для нас не сделался свободным. В конце концов, в 10 часов утра 18 сентября встретились мы с командой, из которой нас в 10 часов вечера 17 –го послали на поиски добычи. Уже через час члены команды  вернулись назад и притащили нашу сохранившуюся повозку, для этого они должны были расчищать путь от обломков. В тот же день 18-го наша команда обустроилась на квартирах недалеко от Земляного города на одной красивой улице, большая часть которой не была затронута пожарами. Мы разместились в  большом кофейном доме, в котором в одном зале стояли два бильярдных стола. Чтобы освободить больше места их вынесли, а сукно срезали, чтобы сделать капюшоны. Дом рядом, в котором жил какой-то боярин, был предоставлен нам – унтер-офицерам.

В подвалах этой кофейни мы нашли много вина, ямайского рома и много бочек превосходного пива, которые хранились на льду. Наш боярский дом дал нам 15 больших коробок с шампанским и испанским вином. В тот же самый день наши люди нашли большой склад сахара, который служил нам для приготовления пунша. Это мы делали каждый день без пропуска, пока находились в Москве, что нас веселило. Каждый вечер варили мы себе пунш в огромной серебряной лохани, которую боярин позабыл, в неё вмещалось, по меньшей мере, 6 бутылок. Мы пили из неё каждый вечер, опустошая её 3 или 4 раза, а также курили из красивых трубок дорогой боярский табак. Это было здорово!
19-го сентября в Кремле, напротив дворца, нас инспектировал император».

Последствия пожара

 Задержка французской армии в Москве дала возможность русской армии оторваться от основных сил противника. Таким образом, Москва явилась не только губкой, впитавшей в себя французскую армию, но и магнитом, притянувшим её к себе надеждами на заключение мира и окончание войны. Пожары в основном кончились 20 сентября. Сгорели Арбат, Пречистенка, весь центр, Таганка и вся Яузская часть. До пожара в Москве  был 9151 дом. Сгорело, если учесть и последующие пожары, 6496 домов.

На второй день после ухода из Москвы русские войска, пройдя 30 км по Рязанской дороге, переправились через Москву-реку у Боровского перевоза, и неожиданно были повёрнуты Кутузовым на запад. 19 сентября армия форсированным маршем перешла на Тульскую дорогу и сосредоточилась в районе Подольска. Через 3 дня она уже находилась на Калужской дороге и остановилась лагерем у Красной Пахры. После пятидневного пребывания в Красной Пахре русские войска совершили ещё два перехода по Калужской дороге и, перейдя речку Нара, остановились в Тарутино.

Наполеон разослал по всем дорогам отряды, чтобы установить направление движения главных сил русской армии. Ему так и не удалось этого сделать. Мюрат с Рязанской дороги, Понятовский – с Тульской, Бессьер – с Калужской доносили, что русской армии нигде нет. Она рассеялась среди бела дня. В Красной Пахре по приказу Кутузова был создан отряд под командованием генерала И.С.Дорохова в составе трёх казачьих, одного гусарского и одного драгунского полков. Этот отряд был направлен на Смоленскую дорогу в район деревни Перхушково. Только за одну неделю действий в тылу врага этот отряд уничтожил до 4-х кавалерийских полков, захватил большие обозы и взял в плен более 1500 солдат и офицеров, а всего партизанскими отрядами ещё до Тарутино было взято в плен более 5000 вражеских солдат и офицеров. Сам Наполеон, критически осмысливая русский поход, вынужден был признать: «Хитрая лиса – Кутузов меня сильно подвёл своим фланговым маршем».

 Русская армия вступила в Тарутино 3 октября. Лагерь с фронта прикрывался рекой Нарой. Правый фланг располагался на высотах, с левого фланга протекала  речка Истья. В тылу находился сплошной лесной массив.

Наполеон попал в Москве в безвыходное положение. Надежды на заключение мира или даже перемирия не оправдались. На все обращения Наполеона  Александр не давал ответа. Вечером 5 октября генерал Лористон прибыл к Тарутинскому лагерю. Кутузов принял его за пределами расположения армии. Лористон вручил фельдмаршалу письмо Наполеона, в котором говорилось: «Князь Кутузов! Посылаю к Вам одного из моих генерал-адъютантов для переговоров о многих важных делах. Хочу, чтобы ваша светлость поверили тому, что он Вам скажет, особенно, когда он выразит Вам чувства уважения и особого внимания, которые я с давних пор питаю к Вам. Не имея сказать ничего другого этим письмом, молю всевышнего, чтобы он хранил Вас, князь Кутузов, под своим священным и благим покровом. Наполеон».

Переговоры продолжались около часа. Лористон предложил заключить перемирие и разрешить ему поехать в Санкт-Петербург с письмом от Наполеона к царю, в котором содержались условия мирного договора. Кутузов спокойно и уверенно ответил, что не имеет полномочий заключать мир или перемирие. О мире и думать не следует до тех пор, пока французы не покинут всю территорию России. Наполеон считает, что со взятием Москвы его поход окончился, а мы полагаем, что война только начинается, и Наполеон скоро убедится в этом. Жалобы Лористона, что война ведётся не цивилизованными методами, Кутузов парировал, сказав, что русский народ рассматривает захватчиков как нашествие татаро-монгольских орд, против которых все средства хороши.

Так как снабжение армии в ограбленной и сожжённой Москве было очень затруднительно, а попытки посылать фуражиров в близлежащие деревни большей частью пресекались жителями и партизанскими отрядами, то Наполеон 19 октября выехал вместе со всей Великой армией из Москвы. К тому же 18 октября авангард Мюрата потерпел поражение от казачьих полков Орлова-Денисова в бою под Чернишней. Мюрат потерял убитыми и ранеными 2500 человек, 1000 пленными, 38 орудий и почти весь обоз. Потери русских составили 300 человек убитыми и 900 ранеными. Полковник А.Ф.Мишо, в своё время привезший в Петербург печальную весть об оставлении Москвы, теперь был отправлен к царю с известием о победе над войсками Мюрата. Царь, получив донесение о победе у Чернишни, вынужден был наградить фельдмаршала золотой шпагой с алмазами.

Литература:

Жилин П.А., Кутузов. 2-е изд.М. Военное издательство. 1983. 368 с.

Philipp Bouhler, Napoleon, Kometenbahn eines Genies. Verlag Georg D.W.Callway/ München. 1943. S. 456.

Francois Bourgogne, 1812. Kriegserlebnisse. Stuttgart, Verlag Robert Lutz, o.J.

Анатолий Вощанкин

Наполеоновские войны (продолжение)

                                 Бородинское сражение

«...1. Наполеон Бонапарт действует всегда сосредоточенными силами. По примеру древних греческих и римских армий (Александр, Цезарь...).

2. Объектом действия своей армии он всегда ставит живую силу противника, а не крепости. Если главные силы разбиты, то крепости сами сдадутся.

3. Он всегда стремится к одному большому сражению, которое сразу решает участь войны...»

«...в недрах самого горчайшего разгрома на поле брани зарождается самая сладчайшая из побед, во чреве которой, к великому прискорбию, уже созревают ростки будущего поражения. И так всегда. Поражения злопамятны, победы мстительны... Самодовольство победителей и отчаяние побежденных – два ручья, впадающих в одну и ту же реку...»

(Булат Окуджава «Свидание с Бонапартом»)

Шевардинский редут.

В одиннадцати верстах от Можайска, при селе Бородине, наконец, была найдена подходящая позиция, которая имела по фронту 7 вёрст. Правый фланг примыкал к роще в углу слияния рек Москвы и Колочи, а левый – к деревне Утицы. Подступы с фронта позиции прикрывались рекой Колоча, Семёновским ручьём и кустами. С целью усиления русской позиции были сооружены несколько фортификаций: 1. Редут на 12 орудий у деревни Шевардино; 2. На правом фланге, перед рощей, три отдельных укрепления; 3. На Новой Смоленской дороге, у деревни Горки, сильная батарея, прикрытая другой батареей; 4. На кургане между селами Бородино и Семёновское люнет на 18 орудий, названный впоследствии батареей Раевского; 5. Перед селом Семёновское три флеши. Были сооружены засеки из брёвен, делая неприступными пространства между земляными укреплениями. Наполеон понял, что вся русская армия ждёт его здесь, и что на их левом фланге, который менее защищён естественным образом, воздвигнут редут и далее идут укрепления и Багратионовы флеши. Этот редут мешал Наполеону правильно расположить свои войска перед решительной битвой.

5 сентября французы тремя колоннами от Фомкина, Валуева и Ельни стали приближаться к Шевардину. Князь Горчаков -2-й кроме редута должен был оборонять ещё деревню и лес. Между тем Наполеон лично направлял колонны на укрепление. Генерал Компан три раза штурмовал редут.

Русские, продержавшись более часу, осыпанные снарядами, уступили редут ворвавшемуся неприятелю. Тогда князь Горчаков-2-й двинул гренадёрские полки, полковые священники с крестами в руках стали впереди гренадёр, и неприятель не смог устоять против дружного удара – редут остался за нами; завязался упорный рукопашный бой, во время которого французы ещё два раза врывались в укрепление, но не могли в нём удержаться; к вечеру огонь прекратился,  редут, деревня и лес остались за нами.

 С наступлением темноты послышался шум движения войск между редутом и деревней Шевардино. При отблеске огней с неприятельской стороны рассмотрели густую колонну французов. Неверовский подпустил неприятеля и со своей 27-й дивизией ударил без выстрела в штыки, колонна французов дрогнула, побежала и, преследуемая нашей пехотой, бросила 5 орудий. Подоспевшая 2-я кирасирская дивизия довершила поражение. Ночью к редуту стали подходить новые французские колонны, и князь Кутузов приказал Горчакову отступить.

Затишье перед бурей

День 6 сентября прошёл спокойно. С церковной колокольни села Бородина было отчётливо видно, как Наполеон передвигал свои войска против нашего левого фланга. С высоты Шевардинского редута император смог обозревать две трети всего предполагаемого поля битвы, к которой шла активная подготовка обеих сторон.

 Наполеон распорядился: 1. Понятовский наступает по Старой Смоленской дороге на деревню Утицу в обход левого крыла русских; 2. Для главного удара предназначались 6 корпусов (Даву, Нея, Жюно, Монбрена, Нансути и Латур-Мобура) и гвардия, которые должны взять укрепления перед деревней Семёновское, опрокинуть левое крыло русских и выйти с фланга к Курганной батарее; 3. Корпусам вице-короля Богарне и Груши овладеть Бородиным, а затем содействовать прорыву русского центра; 4. Бой начинается в 6 часов утра 7 сентября огнём 62 орудий.

Русские завершили подготовку к сражению в праздничных церковных песнопениях и призывали святого Александра Невского и архистратига Михаила помочь им в ратном деле. Военные священники организовали крестный ход со спасённой иконой Смоленской Божьей матери. Французы благодарили бога молитвой «Te Deum» и, не уповая на молитву, тайно, под прикрытием ночи, подтягивали свои форпосты, собирали шедшие на марше колонны, готовили оружие и размещали артиллерию по указанным местам. Им удалось скрытно подтащить бревенчатые засеки почти вплотную к Багратионовым флешам. Считают, что силы французов под Бородиным составляли около 160 тысяч человек, а у русских 113 тысяч человек, в том числе 30 тысяч рекрутов и ополчения. Именно на ополченцев было возложено возведение укреплений.

Шатёр императора стоял позади Шевардинского редута, Старая гвардия расположилась четырёхугольным каре вокруг его шатра. Весь день 6 сентября шёл холодный и мелкий дождик. В ночь с 5 на 6 сентября Наполеон будил князя Невшательского маршала Бертье 11 раз, чтобы отдать ему приказы,  и каждый раз спрашивал у него, стоят ли русские на месте. В 3 часа император сам осмотрел линию фронта, чтобы ещё раз убедиться, что никаких изменений нет. Он проехал по высотам напротив Бородина и повторил свои наблюдения с подзорной трубой. Хотя его сопровождали всего несколько человек, он был узнан: единственный пушечный выстрел, который по нему был сделан с русской линии, был близок к цели: ядро упало всего в нескольких шагах от императора.

В 4 ч. 30 мин. он возвратился к своему шатру и встретил там господина фон Боссе, который привёз ему письма от Марии Луизы и портрет их маленького сына, Франсуа Карла Иосифа, короля Римского работы Жерара. Этот портрет был выставлен перед шатром, и им любовались в кругу маршалов, генералов и офицеров. «Унесите этот портрет,- сказал Наполеон,- ему ещё рано смотреть на поле битвы». Возвратившись в свой шатёр, император продиктовал следующий приказ: «Ночью построить против неприятеля два передвижных укрепления. Левый фланг усилить 42-мя мортирами, а правый – 72-мя.

С рассветом укрепления правого фланга открывают огонь, а левый фланг начинает, когда услышит шум выстрелов с правого фланга. Вице-король направляет большое число стрелков, которые, ведя оружейный огонь, продвигаются, занимая село Бородино. Третий и восьмой корпуса под командованием маршала Нея также высылают застрельщиков вперёд на флеши. Князь Экмюльский (маршал Даву) остаётся на месте, передав 2 дивизии в корпус маршала Понятовского, который со своим 5-м корпусом ещё перед рассветом должен быть готов, чтобы достичь линии русских и атаковать её левый фланг к 6 часам утра. Это будет начало битвы, затем император по мере необходимости будет отдавать свои приказания».

«Это будет ужасная битва!»

После отдачи этого приказа Наполеон потребовал от своих войск, чтобы они соблюдали тишину и ни в коем случае не разбудили противника. Укрепления были воздвигнуты, артиллерия размещена по своим местам. С рассветом 7 сентября 120 пушек и гаубиц ядрами должны были разрушить оборонительные сооружения русских на правом фланге.

 Затем император смог поспать один час, но всё время был начеку и спрашивал, здесь ли ещё противник. В 4 часа в шатёр вошёл генерал Рапп и увидел, что Наполеон задумался, обхватив голову руками. Император взглянул на него. «Ну, Рапп?!» - спросил он. «Сир, они ещё там» - ответил генерал. «Это будет ужасная битва! Рапп, верите ли вы в победу?». «Да, Сир, но в очень кровавую». «Я знаю это,- отвечал Наполеон,- но я имею 80 тысяч человек, 20 тысяч я потеряю, а с 60-ю тысячами я въеду в Москву; с отставшими там я снова соединюсь, также как и с марширующими батальонами, и мы снова будем такими же сильными, как перед битвой». В своих планах  Наполеон не учитывал свою гвардию (Старую и Молодую) и свою кавалерию; он решил выиграть битву без их участия, артиллерией и пехотой.

В этот момент раздался радостный клич войск: «Да здравствует император!», прокатившийся по всей передовой линии. При первых лучах солнца солдатам был зачитан приказ на день, который считается лучшим из приказов Наполеона: «Солдаты! Это будет, наконец, та битва, которую мы так долго ждали. Теперь победа зависит только от вас. Она необходима. Победив, мы обеспечим себе и хорошие зимние квартиры и скорое возвращение домой. Вы солдаты Аустерлица, Фридланда, Витебска и Смоленска, и позже весь мир должен будет о вас говорить: «Это была величайшая битва под Московскими стенами!» 

 

 Сразу же после этого воззвания Ней, всегда очень нетерпеливый, попросил разрешения начать битву. Все схватились за оружие; каждый готовился к великому представлению, которое могло повлиять на судьбу Европы. Адъютанты летали во всех направлениях как стрелы. Компан, который отличился двумя днями ранее при взятии Шевардинского редута, должен был продвинуть бревенчатую засеку вперёд настолько, чтобы начать сражение и захватить флеши на внешнем левом фланге русских, а Даву должен был его поддержать, в то время как дивизия Фриана оставалась в резерве. Таким образом, Даву должен был овладеть укреплениями русских, Ней выдвинуться эшелонированно, чтобы овладеть селом Семёновское штурмом.

Мюрат свои войска поделил. Слева от Нея был поставлен корпус Монбруна. Нансути и Латур-Мобур следовали движениям французского правого фланга. Груши должен был поддерживать вице-короля на левом фланге французской диспозиции. Вице-король с помощью приданных ему двух дивизий из 1-го корпуса Даву легко выбил русских из села Бородино и стал дожидаться сигнала об отступлении русских с позиций Багратионовых флешей и села Семёновское. Он послал дивизию Дельзона назад, чтобы восстановить разрушенные русскими при отступлении из Бородина три моста через речку Колоча, а затем начать бомбардировку и наступление на центр русской армии – Курганную высоту.

Гибель Багратиона

А в это время Наполеон уже предположил, что Понятовский имел достаточно времени, чтобы обозначить своё выдвижение по Старой Смоленской дороге во фланг русских у деревни Утицы. Даву уже овладел одним из трёх Багратионовых укреплений: дивизии Компана и Дезо последовали за ним, выдвигая вперёд 30 пушек.

 Вся русская линия обороны полыхала огнем, как взорванная пороховая мина. Французские пехотинцы передвигались так спешно, что не успевали сделать выстрелы, чтобы опередить противника и затем его подавить. Компан был ранен. Рапп поспешил занять его место, он шёл в штурмующей шеренге со штыком наперевес. В то мгновенье, когда он уже достиг укрепления, пуля поразила его. Это было его двадцать второе боевое ранение. Третий генерал, который встал на его место, также был ранен. Лошадь под Даву была убита пушечным ядром, князь Экмюльский лежал контуженный в грязи и крови. Подумали, что он убит, но он пришёл в себя, сел на другую лошадь и продолжал руководить атакой. Рапп попросил доставить его к императору. «Как, Рапп?! – вскричал Наполеон,- Уже снова ранен?!» «Как всегда, Сир! Вы знаете, что это моя привычка». «Что делается там наверху?» «Чудо! Но чтобы всё закончить, разрешите использовать гвардию». «Я себя хорошо оберегаю,- отозвался Наполеон с таким движением, как будто ужасаясь,- я люблю вас не потому только, что могу вас куда-то послать; я эту битву выиграю и без вас».

В это время Ней со своими тремя дивизиями вышел на равнину и правильным порядком, находясь во главе дивизии Ледрю, повёл атаку на роковые флеши, которые дивизии Компана уже стоили трёх генералов. Он пошёл на флеши с левой стороны, в то время как храбрецы, которые начали атаку, наступали справа. Ней и Мюрат бросили дивизию Разо на две другие флеши. Она уже почти полностью овладела этими пунктами, но вся она была перебита русскими кирасирами. Это было мгновение полной неопределённости! Пехота французов остановилась, но не подавалась назад. Всадники Брюйе пришли на помощь. Русские кирасиры были отброшены. Мюрат и остатки дивизии Разо снова пошли на штурм укреплений.

 С начала битвы прошло 2 часа. Наполеон удивлялся, что не слышно пушек Понятовского и не заметно предусмотренных при этой атаке передвижений. Между тем в связи с затишьем на правом фланге русских Кутузов, а по другим данным лично Барклай де Толли, перевели корпус Багговута на левый фланг в помощь войскам Багратиона. В этот момент вернулся Понятовский, он не смог найти пути через лес, в котором ещё перед началом битвы были скрытно рассредоточены егеря корпуса А.А.Тучкова-1-го. Теперь Наполеон послал корпус Понятовского на самый правый фланг Даву. Багратионовы флеши уже много раз переходили из рук в руки. Наконец после мощной восьмой атаки в двенадцатом часу дня левый фланг русских был прорван. Три флеши были в руках Нея, Мюрата и Даву, открылась плоская равнина вплоть до села Семёновское.

Но Багратион всё время усиливал сопротивление. Французам было необходимо отогнать его за овраг, который был за околицей села Семёновское, иначе он снова пошёл бы в атаку. Захваченные русские пушки в Багратионовых флешах должны были поддержать их движение. Ней бросился вперёд и с ним до 20 тысяч солдат. Вместо того, чтобы обождать, когда эта атака захлебнётся, Багратион задумал контратаку и во главе войск своей первой линии пошёл в штыки. В этот момент он был тяжело ранен. У русских произошла заминка. И один момент казалось, что оставшись без любимого вождя, русские бросятся бежать. Но во главе их встал Коновницын. Он организовал отход своих войск за овраг села Семёновское и очень удачно выдвинул свою артиллерию. Атака французских штурмовых колонн захлебнулась. Мюрат и Ней сочли, что они сделали нечеловеческие усилия, и послали адъютантов просить о подкреплениях. Император был уже готов ввести в бой Молодую гвардию.

 Но тут Кутузов придумал отвлекающий маневр с участием лёгкой кавалерии – казаков Платова и кавалерийского корпуса Ф.П.Уварова. Казаки и гусары с уланами должны были обойти справа войска вице-короля Евгения и потрепать тылы французов. Этот манёвр значительного успеха не имел, так как вице-король выдвинул к деревне Бессоново дивизию Плазона, которая заставила русскую лёгкую кавалерию отступить с большими потерями.

 Когда Уваров явился к Кутузову с докладом, тот сказал: «Я всё знаю! Бог тебя простит!» Но, тем не менее, этот неудавшийся манёвр русской конницы заставил императора отказаться от введения в бой Молодой гвардии. Наполеон сам срочно поскакал в расположение вице-короля, чтобы на месте всё увидеть воочию. Вместо гвардии император послал Нею и Мюрату всю резервную артиллерию; 100 пушек галопом были доставлены и размещены на отвоёванных у русских высотах.

На батарее Раевского

Теперь разгорелась битва на левом фланге вице-короля. Весь корпус Евгения перешёл через Колочу по четырём наведённым сапёрами мостам, так как было необходимо выровнять линию фронта, чтобы атаковать и захватить находящееся на высоте между Бородиным и Семёновским укрепление, прикрывавшее центр русской позиции. Это была Курганная батарея, а так как её защищал корпус Раевского, то она получила в истории название «батарея Раевского». Невзирая на наш огонь, французские колонны без выстрелов перелезли через бруствер и с обоих сторон взятой батареи стали подвозить орудия. Ещё минута, и неприятель мог бы утвердиться в середине нашей боевой линии.

 Но в это время мимо батареи проезжал генерал Ермолов с начальником всей русской артиллерии генералом Кутайсовым. «Высота,- писал в своих воспоминаниях  Ермолов,- повелевающая всем пространством, на котором расположены обе русские армии, и 18 орудий, доставшихся неприятелю, были слишком важным обстоятельством, чтобы не испытать возвращения сделанной потери. Я предпринял это. Нужны были дерзость и моё счастье, и я успел. Взяв только батальон Уфимского полка, я остановил бегущих, и толпою в виде колонны повёл их на курган и ударил в штыки». Одновременно с Ермоловым ударили в штыки и отступившие войска. «Во мгновенье ока,- вспоминал Раевский,- они опрокинули неприятельские колонны и гнали их столь сильно, что едва кто из французов спасся». Правда, в этой контратаке погиб генерал Кутайсов, что дезорганизовало в какой-то степени русскую артиллерию. Труп Кутайсова найден не был. О его смерти судили по вернувшемуся коню с окровавленным седлом.

 Ещё полтора часа продолжали французы атаки на батарею; Раевский держался, пока «не приведён был в совершенное ничтожество»; корпус отвели в тыл, заменив 24-й дивизией генерала Лихачёва. Начальство над 2-й армией принял Дохтуров. Наполеон перенёс центр действий на наш левый фланг. Овладев укреплениями впереди села Семёновское, он приказал Мюрату с кавалерийскими корпусами Нансути и Латур-Мобура идти в атаку на каре полков лейб-гвардии Измайловского и Литовского.

 Три большие кавалерийские атаки были отражены штыками, окончательное поражение им нанесла наша конница. В третьем часу дня Наполеон возвратился после инспекции к Шевардину и с новой силой стал наступать на центр, чтобы овладеть Курганной батареей. Вторая атака французам удалась: свежие кавалерийские эскадроны врубились в нашу 24-ю дивизию, прикрывавшую Курганную батарею. Пехота вице-короля со всех сторон взобралась на вал, саксонская конница ворвалась с тыла – смолкла наша батарея, и пали почти все её храбрые защитники. Затем конница обратилась против нашей пехоты. Барклай де Толли, собрав остатки 2-го и 3-го кавалерийских корпусов и став во главе, как бы ища смерти, лично повёл полки в бой.

    

Атаки следовали одна за другой, и поле битвы осталось за нами. Артиллерия русских громыхала, их бомбы шипели, осколки и ядра косили ряды французов. Солдаты Фриана, которые стояли в первой линии и картечными выстрелами были опустошены, заколебались и пришли в замешательство. Один полковник скакал на лошади вокруг и пытался организовать отступление. Но Мюрат, этот вездесущий маршал, оказался рядом с ним, схватил его за воротник и спросил, буравя глазами: «Что вы здесь делаете?!» «Вы же сами видите, что здесь выстоять невозможно!» - отвечал ему полковник, показывая на трупы солдат, покрывшие всю землю. «Эй, к палачу! Я остаюсь здесь! Я!»- отвечал Мюрат. «Хорошо!- сказал полковник,- Солдаты! Направо! Пусть нас расстреляют!»

В это время началась ужасная французская артиллерийская канонада, это было то самое подкрепление, которого так ждали от Наполеона Ней и Мюрат. Тем не менее, пришедшие в движение огромные массы русских войск, у которых уже не оставалось резервов, продолжали свой марш. Хотя было видно, что ядра и пули в их рядах вызывали опустошения, их движение не останавливалось. За ядрами последовала картечь. От этого железного урагана погибали целые ряды. Они было пытались сомкнуться вновь, но смертельный ливень их сметал. Тогда они остановились, не зная, куда идти, но всё ещё не желали ни на шаг отступить. По мнению французов, русские не слушали более командных голосов своих генералов, или их генералы были неспособны маневрировать такими огромными массами войск и потеряли голову. Когда русские войска были выбиты со своей передней линии и отступили на вторую позицию, их положение резко ухудшилось.

Кульминация боя

Французы, захватив Курганную батарею и укрепления у села Семёновское, образовали вокруг расположения русских своеобразный артиллерийский полукруг. Все русские войска, даже ожидающие ввода в бой резервы, оказались под перекрёстным огнём неприятеля. Русские солдаты бестрепетно стояли под градом снарядов, даже не пытаясь укрыться. Стоявшие в каре пехотинцы только смыкали строй над павшими бойцами. Патриотизм солдат был так высок, что заставить их сесть или лечь и, тем самым, спастись от артогня, было невозможно. Именно этим, вероятно, объясняются значительно большие потери русских, хотя они оборонялись, а французы наступали по фронту в лоб на заранее укреплённые позиции.

Около 6 часов вечера изнурение армий положило предел активным их действиям, и только артиллерийские выстрелы раздавались по всему полю до темноты. Победа и поле битвы остались за французами, но они не смогли преследовать неприятеля, который под огнём вставал снова, и его невозможно было одолеть и разбить наголову, и он укреплялся на второй линии укреплений.

Теперь Наполеон вновь сел на лошадь, поскакал в Семёновское и осмотрел всё поле битвы, где ещё падали шальные ядра. В конце концов, он подозвал маршала Мортье и повелел ему двинуть вперёд Молодую гвардию, новый завал из брёвен, который отделял его от неприятеля, показался ему непреодолимым. Тогда он отменил свой приказ и возвратился в шатёр. Затем Наполеон отдал распоряжение своим войскам отойти на исходные позиции, чтобы не ночевать на покрытом трупами поле битвы. В 10 часов ночи к нему прискакал Мюрат, который был в битве с 6 часов утра, и сообщил, что противник в беспорядке отходит на Москву, и Наполеону угрожает новое разделение армий. Снова маршал потребовал гвардию, которая так и осталась без дневной работы, и с которой он бы остановил русских, и с их остатками сделал бы то, что было обещано.  Но Наполеон сказал: «А если завтра будет ещё одна битва, с кем я буду воевать?» Тем самым он позволил армии, которую так спешно догонял, уйти.

На следующий день русские полностью исчезли, и Наполеон стал бесспорным хозяином этого поля битвы, ужаснее которого современный мир ещё не видел. Считается, что русские потеряли убитыми и ранеными 57 тысяч солдат и офицеров, в том числе 29 генералов. Французы потеряли убитыми и ранеными 37 тысяч солдат и офицеров, в том числе 47 генералов. Наполеоновской Великой армии не удалось сломить сопротивление русских, разгромить их и открыть себе свободный путь к Москве. Русская армия вывела из строя значительное количество войск противника.

 На поле битвы французы понесли невосполнимый моральный ущерб, в то время как у русских войск возросла уверенность в победе. И как бы ни пытался французский император в своих бюллетенях представить сражение под Бородино как свою победу, все же во Франции и Европе поняли, что эта «победа» явилась для Наполеона и его армии началом катастрофы. На Бородинском поле шла не только битва двух армий, в которой проверялись их боевые качества, но и соревнование двух замечательных полководцев – Наполеона и Кутузова.

В некоторых работах, вышедших на Западе, высказывается мнение о якобы пассивной роли обоих полководцев в сражении. Так Христофор Даффи (Duffy Ch. Borodino and the War of 1812. London, 1972, p.87) пишет, что Кутузов будто бы предоставил руководство сражением своим командующим армиями – Барклаю де Толли и Багратиону, а сам лишь изредка выступал с незначительными замечаниями, здесь играл роль его возраст. Аналогично вёл себя, по словам автора, и Наполеон, хотя он был на 24 года моложе. Критики считают, что император должен был принять предложение Даву и осуществить стратегический охват русских армий с двух сторон, а лучше окружить русскую группировку, а не концентрировать все силы на одном своём правом фланге, должен был в критической ситуации бросить в бой свой надёжный резерв – Молодую и Старую гвардии, и в кризисные моменты чаще появляться на поле боя. Многие сходятся на том, что  Наполеон был «не в форме», не энергичен, как прежде. Он был болен, и болезнь сделала его раздражительным и осторожным(Chandler D. The Campaigns of Napoleon; London, 1967, p.807). Некоторые считают, что под Москвой был уже не тот Бонапарт, который возглавлял походы республиканской армии, а человек состарившийся (хотя ему тогда было только 43 года), страдающий нарушениями пищеварения, вялостью и сонливостью; к тому же давали себя знать и первые признаки заболевания раком, от которого Наполеон позже умер.  Неудача на Бородинском поле представляется авторам как результат чрезмерного переутомления и заболевания, которое особенно обострилось в день сражения.

Итоги

Тем не менее, несмотря на спешный отход русских войск к Москве, Кутузов успел отправить победную реляцию царю в Петербург, где восхваляя действия своих войск, главнокомандующий говорил, что Наполеон почти разбит и не смог продвинуться за укрепления на поле боя. Он писал даже о том, что вынудил Наполеона вернуться на свои первоначальные позиции. В донесении царю Кутузов сообщал: «Сражение было общее и продолжалось до поздней ночи. Потеря с обеих сторон велика: урон неприятельский, судя по упорным его атакам на нашу укреплённую позицию, должен весьма превосходить нашу потерю. Войска русские сражались с неимоверною храбростию: батареи переходили из рук в руки, и кончилось тем, что неприятель нигде не выиграл ни на шаг земли с превосходными своими силами». Обрадованный царь тут же присвоил Кутузову звание фельдмаршала и дал премию 100 тысяч рублей.

 Благодарность царя догнала отступающего к Москве Кутузова только в Филях. Отступая, Кутузов всё время обнадёживал Московского генерал-губернатора Ф.В.Ростопчина, что без решительного боя первопрестольную не отдаст. Но 13 сентября в четвёртом часу дня в избе крестьянина деревни Фили Севастьянова Кутузов приказал командующим крупными частями генералам собраться на военное совещание.

 На совет прибыли генерал-аншефы: М.Б.Барклай де Толли, Д.П.Уваров, Д.С.Дохтуров, Л.Л.Беннигсен; генерал-лейтенанты: Н.Н.Раевский, П.П.Коновницын, А.И.Остерман - Толстой; генерал-майор А.П.Ермолов; полковники К.Ф.Толь и П.С.Кайсаров. М.А.Милорадовича не было, он был неотлучно при арьергарде, отбиваясь от наседавших французов. Беннигсен высказался за битву, Барклай де Толли – за отступление. Дохтуров, Уваров, Коновницын поддержали Беннигсена. Ермолов тоже поддержал его с ничего не значащими чисто словесными оговорками. Совет продолжался всего час с небольшим. Фельдмаршал, по-видимому, довольно неожиданно для присутствующих, вдруг оборвал заседание, поднявшись с места, и заявил по-французски: «С потерей Москвы не потеряна Россия. Первою обязанностью поставляю сохранить армию и сблизиться с теми войсками, которые идут к нам на подкрепление. Самим уступлением Москвы приготовим мы гибель неприятелю. Доколе будет существовать армия, и находиться в состоянии противиться неприятелю, до тех пор остаётся надежда счастливо завершить войну, но по уничтожении армии и Москва, и Россия потеряны. Приказываю отступать!»

Использованная литература:

Alexander Dumas, Napoleon Bonaparte. Berlin W50. Schreitersche Verlagsbuchhandlung, o.J.

Jacques Bainville, Napoleon. C.H.Beck’sche Verlagsbuchhandlung. München. Copyright. 1950.

Franz Herre, Napoleon. Eine Biographie. Heinrich Hugendubel Verlag. Kreuzlingen/München, 2006.

П.А.Жилин, М.И.Кутузов. Жизнь и полководческая деятельность. 2-е изд. М. Воениздат. 1983.

Анатолий Вощанкин.